https://dostup1.ru/russia/Narkologicheskaya-pomosch-na-domu_130351.html   af8cb938     

Ахматова Анна - Слепнево



А Н Н А
А Х М А Т О В А
СЛЕПНЕВО
Я носила тогда зеленое малахитовое ожерелье и чепчик из тонких кружев. В
моей комнате (на север) висела большая икона - Христос в темнице. Узкий диван
был таким твердым, что я просыпалась ночью и долго сидела, чтобы отдохнуть...
Над диваном висел небольшой портрет Николая I не как у снобов в Петербурге -
почти как экзотика, а просто, сериозно по-Онегински ("Царей портреты на
стене"). Было ли в комнате зеркало - не знаю, забыла. В шкафу остатки старой
библиотеки, даже "Северные цветы", и барон Брамбеус, и Руссо. Там я встретила
войну 1914 года, там провела последнее лето (1917).
...Пристяжная косила глазом и классически выгибала шею. Стихи шли легкой
свободной поступью. Я ждала письма, которое так и не пришло - никогда не
пришло. Я часто видела это письмо во сне; я разрывала конверт, но оно или
написано на непонятном языке, или я слепну...
Бабы выходили в поле на работу в домотканых сарафанах, и тогда старухи и
топорные девки казались стройнее античных статуй.
В 1911 году я приехала в Слепнёво прямо из Парижа, и горбатая прислужница
в дамской комнате на вокзале в Бежецке, которая веками знала всех в Слепневе,
отказалась признать меня барыней и сказала кому-то: "К Слепневским господам
хранцуженка приехала", а земский начальник Иван Яковлевич Дерин - очкастый и
бородатый увалень, когда оказался моим соседом за столом и умирал от смущенья,
не нашел ничего лучшего, чем спросить меня: "Вам, наверно, здесь очень холодно
после Египта?" Дело в том, что он слышал, как тамошняя молодежь за сказочную
мою худобу и (как им тогда казалось) таинственность называли меня знаменитой
лондонской мумией, которая всем приносит несчастье.
Николай Степанович не выносил Слепнева. Зевал, скучал, уезжал в
невыясненном направлении. Писал: "такая скучная не золотая старина" и наполнял
альбом Кузьминых-Караваевых посредственными стихами. Но, однако, что-то понял
и чему-то научился.
Я не каталась верхом и не играла в теннис, а я только собирала грибы в
обоих слепневских садах, а за плечами еще пылал Париж в каком-то последнем
закате (1911)...
Один раз я была в Слепневе зимой. Это было великолепно. Все как-то
вдвинулось в девятнадцатый век, чуть не в пушкинское время. Сани, валенки,
медвежьи полости, огромные полушубки, звенящая тишина, сугробы, алмазные
снега. Там я встретила 1917 год. После угрюмого военного Севастополя, где я
задыхалась от астмы и мерзла в холодной наемной комнате, мне казалось, что я
попала в какую-то обетованную страну. А в Петербурге был уже убитый Распутин и
ждали революции, которая была назначена на 20 января (в этот день я обедала у
Натана Альтмана. Он подарил мне свой рисунок и надписал: "В день Русской
Революции". Другой рисунок (сохранившийся) он надписал: "Солдатке Гумилевой от
чертежника Альтмана").
***
Слепнево для меня как арка в архитектуре... сначала маленькая, потом все
больше и больше и наконец - полная свобода (это если выходить).




Содержание раздела